dura production | вся моя жизнь — скиттлз | большая плакса
Название: Всё можно изменить
Автор: [J]Икато[/J]
Бета: не суть важно
Фандом: KHR
Пейринг: TYL!8059
Жанр: romance
Рейтинг: PG-13 (?)
Дисклеймер: от всех прав отказываюсь
Предупреждение: коряво и бессмысленно, ООС
От автора:
1. В тексте использованы цитаты из песен: Глюкоза – Вот такая любовь и Мара – Sex
2. Дарится в подарок Aelen. Спасибо тебе большое!
Всё можно изменить
- Что это?
В ответ - хмурый взгляд из-под чёлки, раздражённое: «Не твоё дело!», и попытка освободить запястье.
- Блядь, бейсбольный придурок, руку отпусти!
Это было одно из тех «мирных» заданий, на которых между листов с договорами и соглашениями лежат пистолеты.
Привычно до жути.
И Гокудера тоже привычный – громкий, эмоциональный. Опасный.
Вот только слишком ломкий у него голос, слишком быстрый ритм биения пульса – мечник проверял – слишком… Слишком часто Хаято пытается не встречаться с Ямамото взглядом.
Такеши всё-таки отпускает запястье, позволяя подрывнику отступить в тень и, запрокинув голову, проглотить две «пуговки», что сжимал в ладони Гокудера.
- Лекарство от страха, - слышит Ямамото, когда подрывник проходит мимо, едва задев Хранителя Дождя плечом.
Её хоронили в белом гробу - так захотел Вонгола.
Сам Хаято стоял в солнцезащитных очках, хотя на улице было пасмурно. Просто… Просто тёмные стёкла заглушали цвета и, казалась бы, даже звуки. И белый гроб казался серым, словно пепел. Гокудера даже боялся пошевелиться, словно он мог рассыпаться и улететь с ветром.
На шёлковой подушечке ярким пятном выделялись её волосы цвета Французской розы. Отец настоял на причёске, но некоторые пряди всё равно выбились, разметались из-за сильного ветра.
На платье Хаято не смотрел из принципа.
«Оно больше подошло бы невесте…»
В этой Бьянки чужим было всё. И жемчужное колье на беззащитной шее, и чересчур сильно, почти вульгарно, накрашенные губы. Даже тонкая золотая полоска кольца на безымянном пальце – Хаято помнил, Реборн подарил своему Скорпиону серебро. Но пожениться они так и не успели.
Иногда она приходила к нему. Просто так. И Хаято просил сыграть что-нибудь. Пальцы, успевшие отвыкнуть от клавиш, иногда сбивалися, но мелодия, неизвестная, странная, не становилась менее притягательной.
В такие моменты Хаято становился похож на куклу. Фарфоровую куклу, что плачет с открытыми глазами.
После её смерти Гокудера решает жить для одного – для себя. А отчаянье становится сильнее решимости.
Ямамото заворожено наблюдает, как Хаято курит.
Как, едва отдышавшись после оргазма, тянется к полупустой пачке, как лёгким движением достаёт из неё сигарету. И уже тогда Такеши кажется, будто по комнате расползается едва уловимый запах ментола. Который становится только сильнее, когда щёлкает зажигалка, на мгновение разрывая темноту своим пламенем. После него остаётся только ярко-красная точка, словно маячок. Она то загорается, на доли секунды освещая тонкие пальцы, сжатые в полоску губы, то потухает, забирая с собой волшебность момента.
Ямамото перехватывает руку Хаято, когда тот тянется потушить почти до фильтра докуренную сигарету. Хотя «перехватывает» - это слишком грубо. А Такеши не прощает себе грубость в отношениях с Гокудерой.
Поэтому он просто проводит пальцами по руке Хаято от локтя к запястью, нежно, почти невесомо, наслаждаясь мягкостью кожи подрывника; наклоняется и уже губами повторяет этот путь снова, только теперь не останавливается и продолжает целовать открытую ладонь, каждый пальчик, изредка позволяя себе прикоснутся к нежной коже языком.
В темноте звук учащённого дыхания кажется неестественно громким.
Это будет повторяться до утра. А потом растворится вместе с первыми лучами солнца. Как ментоловый дым сигарет.
В углу пылится гитара, подаренная кем-то на девятнадцатый день рождения. У неё давно заржавели струны, на корпусе небольшая вмятина, а чёрная краска недавно начала отшелушиваться.
Гокудера лишь фыркнул и дотронулся рукой до струн, вызвав неприятный, режущий слух звук. Где-то внутри отозвалась такая же, заржавевшая от времени струна – воспоминания. Раньше только один человек играл на этой гитаре, по вечерам сочиняя всё новые и новые мелодии – то льющиеся ручьём переборы, то бьющие по нервам бои.
Желания проносятся в голове с ужасающей скоростью: «сварить кофе» соседствует с «бросить всё и уехать», но все они лишь фон для одного самого главного – увидеть.
Они видятся всего пару раз в неделю. Какого-то определённого дня недели или времени суток нет – он может заявиться в два часа дня, а может и ночи; в субботу, когда у Гокудеры выходной, сбежав с работы пораньше, или же в понедельник, встретив Хаято у квартиры.
Раньше он просто приходил, они занимались сексом, и Гокудера, засыпая, даже почти жалел, что Такеши, как обычно, уйдёт под утро. Теперь Ямамото почти всегда приносит с собой пакет с продуктами и готовит ужин. Гокудера нехотя рассказывает, как готовить некоторые итальянские блюда, потому что, по его мнению: «Такеши обязательно всё испортит, а давиться суши ему не хочется». Как-то так.
О том, что бейсбольный придурок умеет что-то кроме торчания у плиты, Хаято узнаёт случайно – просто просыпается почти под утро, когда Ямамото ещё не ушёл. Такеши сидит на подоконнике, свесив ноги вниз, а на коленях у него гитара. Запылившаяся, со следами пальцев на блестящей поверхности. И Гокудера тихо подходит со спины, собираясь наорать на мечника, что тот может уронить гитару, но просто останавливается, когда Такеши всё-таки начинает играть какую-то незамысловатую мелодию.
И под эти звуки в комнату медленно-медленно вползает рассвет, путаясь в волосах и струнах, отсвечивая от серебряных украшений, утопая в глазах, обращённых к солнцу.
И Хаято вдруг понимает – тепло. Солнце тёплое-тёплое, усыпляющее.
И этот рассвет ему подарили…
Подарил, вместе с тихими звуками гитары тот, кого меньше всего хочется отпускать.
Понимание обрушилось резко.
Просто в аптечке не осталось ничего кроме упаковки бинтов и остатков перекиси в пузырьке. Просто в стакане на раковине стояли две щётки, и кто-то постоянно забывал закрутить тюбик с зубной пастой. Просто с кухни всё чаще тянуло чем-то вкусным, а старая гитара висела на стене, путая в новеньких струнах лучи заходящего солнца.
Просто это будущее, оказывается, можно изменить к лучшему.
Автор: [J]Икато[/J]
Бета: не суть важно
Фандом: KHR
Пейринг: TYL!8059
Жанр: romance
Рейтинг: PG-13 (?)
Дисклеймер: от всех прав отказываюсь
Предупреждение: коряво и бессмысленно, ООС
От автора:
1. В тексте использованы цитаты из песен: Глюкоза – Вот такая любовь и Мара – Sex
2. Дарится в подарок Aelen. Спасибо тебе большое!
Всё можно изменить
Чёрные диваны оставляли следы от кокаина –
Это так наивно.
Это так наивно.
- Что это?
В ответ - хмурый взгляд из-под чёлки, раздражённое: «Не твоё дело!», и попытка освободить запястье.
- Блядь, бейсбольный придурок, руку отпусти!
Это было одно из тех «мирных» заданий, на которых между листов с договорами и соглашениями лежат пистолеты.
Привычно до жути.
И Гокудера тоже привычный – громкий, эмоциональный. Опасный.
Вот только слишком ломкий у него голос, слишком быстрый ритм биения пульса – мечник проверял – слишком… Слишком часто Хаято пытается не встречаться с Ямамото взглядом.
Такеши всё-таки отпускает запястье, позволяя подрывнику отступить в тень и, запрокинув голову, проглотить две «пуговки», что сжимал в ладони Гокудера.
- Лекарство от страха, - слышит Ямамото, когда подрывник проходит мимо, едва задев Хранителя Дождя плечом.
Я хочу укрыться, слиться.
И бегу от того, что мне снится.
И бегу от того, что мне снится.
Её хоронили в белом гробу - так захотел Вонгола.
Сам Хаято стоял в солнцезащитных очках, хотя на улице было пасмурно. Просто… Просто тёмные стёкла заглушали цвета и, казалась бы, даже звуки. И белый гроб казался серым, словно пепел. Гокудера даже боялся пошевелиться, словно он мог рассыпаться и улететь с ветром.
На шёлковой подушечке ярким пятном выделялись её волосы цвета Французской розы. Отец настоял на причёске, но некоторые пряди всё равно выбились, разметались из-за сильного ветра.
На платье Хаято не смотрел из принципа.
«Оно больше подошло бы невесте…»
В этой Бьянки чужим было всё. И жемчужное колье на беззащитной шее, и чересчур сильно, почти вульгарно, накрашенные губы. Даже тонкая золотая полоска кольца на безымянном пальце – Хаято помнил, Реборн подарил своему Скорпиону серебро. Но пожениться они так и не успели.
Иногда она приходила к нему. Просто так. И Хаято просил сыграть что-нибудь. Пальцы, успевшие отвыкнуть от клавиш, иногда сбивалися, но мелодия, неизвестная, странная, не становилась менее притягательной.
В такие моменты Хаято становился похож на куклу. Фарфоровую куклу, что плачет с открытыми глазами.
После её смерти Гокудера решает жить для одного – для себя. А отчаянье становится сильнее решимости.
Вдох-выдох.
Чёртова любовь.
Вдох-выдох.
Пузырьки кислорода в кровь.
Чёртова любовь.
Вдох-выдох.
Пузырьки кислорода в кровь.
Ямамото заворожено наблюдает, как Хаято курит.
Как, едва отдышавшись после оргазма, тянется к полупустой пачке, как лёгким движением достаёт из неё сигарету. И уже тогда Такеши кажется, будто по комнате расползается едва уловимый запах ментола. Который становится только сильнее, когда щёлкает зажигалка, на мгновение разрывая темноту своим пламенем. После него остаётся только ярко-красная точка, словно маячок. Она то загорается, на доли секунды освещая тонкие пальцы, сжатые в полоску губы, то потухает, забирая с собой волшебность момента.
Ямамото перехватывает руку Хаято, когда тот тянется потушить почти до фильтра докуренную сигарету. Хотя «перехватывает» - это слишком грубо. А Такеши не прощает себе грубость в отношениях с Гокудерой.
Поэтому он просто проводит пальцами по руке Хаято от локтя к запястью, нежно, почти невесомо, наслаждаясь мягкостью кожи подрывника; наклоняется и уже губами повторяет этот путь снова, только теперь не останавливается и продолжает целовать открытую ладонь, каждый пальчик, изредка позволяя себе прикоснутся к нежной коже языком.
В темноте звук учащённого дыхания кажется неестественно громким.
Это будет повторяться до утра. А потом растворится вместе с первыми лучами солнца. Как ментоловый дым сигарет.
Летим мы в тишине ночной,
Сдирая крылья об асфальт.
Сдирая крылья об асфальт.
В углу пылится гитара, подаренная кем-то на девятнадцатый день рождения. У неё давно заржавели струны, на корпусе небольшая вмятина, а чёрная краска недавно начала отшелушиваться.
Гокудера лишь фыркнул и дотронулся рукой до струн, вызвав неприятный, режущий слух звук. Где-то внутри отозвалась такая же, заржавевшая от времени струна – воспоминания. Раньше только один человек играл на этой гитаре, по вечерам сочиняя всё новые и новые мелодии – то льющиеся ручьём переборы, то бьющие по нервам бои.
Желания проносятся в голове с ужасающей скоростью: «сварить кофе» соседствует с «бросить всё и уехать», но все они лишь фон для одного самого главного – увидеть.
Они видятся всего пару раз в неделю. Какого-то определённого дня недели или времени суток нет – он может заявиться в два часа дня, а может и ночи; в субботу, когда у Гокудеры выходной, сбежав с работы пораньше, или же в понедельник, встретив Хаято у квартиры.
Раньше он просто приходил, они занимались сексом, и Гокудера, засыпая, даже почти жалел, что Такеши, как обычно, уйдёт под утро. Теперь Ямамото почти всегда приносит с собой пакет с продуктами и готовит ужин. Гокудера нехотя рассказывает, как готовить некоторые итальянские блюда, потому что, по его мнению: «Такеши обязательно всё испортит, а давиться суши ему не хочется». Как-то так.
О том, что бейсбольный придурок умеет что-то кроме торчания у плиты, Хаято узнаёт случайно – просто просыпается почти под утро, когда Ямамото ещё не ушёл. Такеши сидит на подоконнике, свесив ноги вниз, а на коленях у него гитара. Запылившаяся, со следами пальцев на блестящей поверхности. И Гокудера тихо подходит со спины, собираясь наорать на мечника, что тот может уронить гитару, но просто останавливается, когда Такеши всё-таки начинает играть какую-то незамысловатую мелодию.
И под эти звуки в комнату медленно-медленно вползает рассвет, путаясь в волосах и струнах, отсвечивая от серебряных украшений, утопая в глазах, обращённых к солнцу.
И Хаято вдруг понимает – тепло. Солнце тёплое-тёплое, усыпляющее.
И этот рассвет ему подарили…
Подарил, вместе с тихими звуками гитары тот, кого меньше всего хочется отпускать.
Я раскрываюсь по чуть-чуть и позволяю, но немного
В глубины эти заглянуть и ярче осветить дорогу.
В глубины эти заглянуть и ярче осветить дорогу.
Понимание обрушилось резко.
Просто в аптечке не осталось ничего кроме упаковки бинтов и остатков перекиси в пузырьке. Просто в стакане на раковине стояли две щётки, и кто-то постоянно забывал закрутить тюбик с зубной пастой. Просто с кухни всё чаще тянуло чем-то вкусным, а старая гитара висела на стене, путая в новеньких струнах лучи заходящего солнца.
Просто это будущее, оказывается, можно изменить к лучшему.
@темы: Ямамото/Гокудера, фанфикшен
-
-
15.07.2010 в 05:05-
-
15.07.2010 в 17:20Спасибо большое.