название: о пользе ошибок.
автор: _bitch.
бета: Ugarnaya_uno.
направленность: слэш.
жанр: UST.
рейтинг: PG-13.
размер: миди.
персонажи: Гокудера, Ямамото, Джи, Киоко, Рёхей эпизодически, несколько оригинальных персонажей.
пейринг: Ямамото/Гокудера.
дисклеймер: все персонажи принадлежат из создателям.
предупреждения: полное АУ, возможен ООС персонажей.
саммари: Гокудера - студент, переведшийся в японский университет, чтобы быть подальше от дома. нельзя сказать, что его жизнь так уж безоблачна - как жизнь любого человека, живущего в чужой стране. особенно в Японии, где до сих пор недолюбливают иностранцев. но живет, учится. вот если бы еще не капитан университетской бейсбольной команды, отравляющий существование своей навязчивой симпатией... однако, все меняется, когда Гокудера узнает о новом преподавателе философии - Джи Арчери, к которому Хаято давно и прочно испытывает острую неприязнь. исключительно острую. но все ли так страшно, как думает Гокудера? наверное, нет, потому что именно Джи становится тем человеком, который помогает Хаято понять, что в некоторых людях он ошибается. а еще то, что ошибки тоже иногда приносят пользу.
от автора: фик написан на фест форума Domiana. огромное спасибо организаторам феста, всем тем людям, которые голосовали за нас, и отдельное гигантское спасибище Уно-суан, которая терпела мои завывания на тему "я ничего не успею, не напишу, мы все умрем, кровьжопасотона!" и помогала моему детищу обрести вменяемый вид. фик написан на номинацию "яой, мини/миди/макси", тема "университетская тематика".
часть первая.
часть вторая.Утром своего первого выходного дня Хаято просыпается поздно и еще долго лежит под одеялом, упиваясь восхитительным чувством того, что не нужно вскакивать и бежать на занятия, а потом – на работу. Ну, да, надо сходить за продуктами, и отнести, наконец, белье в прачечную, но все это можно сделать и попозже.
Выбравшись из-под одеяла ближе к полудню, Гокудера, не торопясь, принимает душ, потом завтракает перед ноутбуком, лениво листая новостные ленты. В них, кстати, нет ничего интересного – как будто весь мир тоже решил разнообразия ради взять выходной и не взрываться катаклизмами и прочим в том же духе.
Просмотрев электронную почту, он допивает успевший остыть кофе, одевается и идет в магазин Хашимото. Никого из стариков-хозяев сегодня почему-то нет, за кассой треплется по мобильному долговязый молодой парень с крашеными волосами, одетый в толстовку ядовито-зеленого цвета.
И обслуживать Гокудеру он не торопится. Более того, бросив на него взгляд, в котором безошибочно читается презрительное «гайдзин», демонстративно отворачивается в другую сторону. Чувствуя, как внутри понемногу начинает закипать злость, Хаято сжимает ручку проволочной корзинки с покупками и решительно направляется к кассе, намереваясь пояснить наглецу, что к чему.
Положение спасает сам хозяин, появившийся в зале как раз вовремя, чтобы предотвратить назревающий конфликт. Хашимото отсылает крашеного в подсобку и рассыпается в извинениях:
-Вы уж простите, Гокудера-сан, что так вышло,- торопливо говорит старик, складывая покупки Хаято в пластиковый пакет,- жене нездоровилось, пришлось к врачу везти, вот я и попросил внука меня подменить. Кто ж знал, что он так себя поведет. Простите, пожалуйста.
-Ничего страшного, Хашимото-сан,- качает головой Хаято, которому становится несколько неловко из-за этих многочисленных извинений.
И, кривовато усмехнувшись, добавляет:
-Я, в принципе, привык уже.
-Плохо, Гокудера-сан,- укоризненно замечает Хашимото и поясняет, заметив удивление Хаято:- Плохо, что такое вообще до сих пор существует. Я про отношение к приезжим. Мы вот с женой, например, всегда считали, что надо быть открытыми и всему остальному миру, и людям, которые из него в Японию приезжают. А зять наш, отец Райру,- он кивает в сторону подсобки,- совсем другого уклада человек, и сына так же воспитывает. Ну, да ничего – Райру теперь у нас жить будет, в университет местный весной поступать хочет. Так что перевоспитается еще.
-Если в наш, то придется,- усмехается Гокудера,- у нас очень много иностранных студентов.
-Вот-вот. А если с каждым конфликтовать, то и времени на учебу не останется,- глубокомысленно кивает Хашимото.
Гокудера думает, что некоторых это не останавливает совершенно, но вслух ничего не говорит. Еще немного поболтав со стариком об общественных настроениях в Японии, он прощается и выходит из магазина. На улице хоть и прохладно, но солнечно, и настроение, испортившееся было, быстро приходит в норму.
Да и черт бы с ним, с этим Райру, или как там его. На каждого идиота внимание обращать, так действительно никакого внимания не напасешься.
Занеся продукты домой, Гокудера отправляется в прачечную. Хорошо, хоть идти не так далеко, думает он, пытаясь устроить поудобнее ремень тяжелой спортивной сумки на плече – грязной одежды скопилось как-то уж слишком много.
Негромкий мелодичный звонок дверного колокольчика приветствует его. В прачечной сильно пахнет моющими средствами, негромко гудят работающие стиральные машины – в выходные дни здесь всегда хватает посетителей. Поэтому Хаято обычно старается стираться в будние дни, чтобы не стоять в очереди, но теперь из-за работы это у него вряд ли получится.
-Добрый день,- приветствует его служащая,- к сожалению, все машины пока заняты. Если хотите, можете оставить до вечера.
-Нет, спасибо,- отказывается Гокудера, который терпеть не может, когда в его грязном белье копаются посторонние, даже если это их работа,- я подожду.
-Как пожелаете. Оплатите сразу?
-Да.
Хаято выбирает на стоящем у входа терминале нужные услуги, получает квитанцию и возвращается к стойке служащей.
-Замечательно,- улыбается женщина, забирая у него чек, и кивает на ряд стульев у дальней стены, где обычно ждут клиенты,- ваша очередь – вон за тем господином.
-Спасибо.
Гокудера поворачивается, чтобы посмотреть на «того господина», на которого указывает служащая. Прищуривает глаза, еще не привыкшие к искусственному освещению после яркого солнца…
-Здравствуй, Хаято.
Он вздрагивает от звука этого спокойного голоса, и до него даже не сразу доходит, что говорят по-итальянски. Не важно, на каком языке говорят. Важно, кто говорит.
-Добрый день, профессор,- отвечает он, стараясь, чтобы голос звучал так же ровно, и оттого не замечая, как сам сбивается на итальянский.
Арчери усмехается и слегка пожимает плечами:
-Можно и не так официально, мы не на занятиях.
Все хорошее настроение пропадает моментально, как и не было. Да какая разница, на занятиях или нет, с нарастающей злостью думает Гокудера. Можно подумать, вне университета они такие уж прямо хорошие знакомые. Ага, черта с два!
Видимо, у него все написано на лице, потому что Арчери снова пожимает плечами и говорит:
-Хорошо, как хочешь.
-Спасибо,- Хаято не удерживается от того, чтобы подпустить в голос язвительности, и добавляет подчеркнуто:- Профессор.
Если бы не данное отцу обещание, о котором Гокудера вспоминает сейчас с особенной четкостью, он просто уселся бы на крайний в ряду стул, демонстративно отвернувшись от Арчери, и включил музыку в наушниках. И плевать, что на лице профессора наверняка снова появилось бы треклятое выражение, с которым он обычно наблюдал за Хаято. То, которое «ну что еще взять с трудного подростка».
Только вот он – не подросток. И, как взрослый человек, обязан держать свое слово. Каких бы усилий ему самому это не стоило.
Но садится Гокудера все-таки на самый крайний в ряду стул. Достает из бокового кармана сумки книгу, радуясь, что все-таки решил прихватить ее с собой – и ждать будет не так нудно, и от разговоров с Арчери увильнуть предлог вполне вменяемый.
Ну, да. Размечтался. Для этого нужно было другую книгу брать, а не…
-«Воспоминания о Сократе»? Необычный выбор для свободного чтения.
От этого легкого удивления, звучащего в голосе Арчери, Хаято злится еще сильнее. А что он, черт возьми, думал увидеть у него в руках? Мангу? Или какой-нибудь легкомысленный журнал?
Уверенность в том, что он сможет сдержать себя, и без того достаточно шаткая, угрожающе трещит по швам, но Гокудера все же находит в себе сил на то, чтобы говорить спокойно:
-А почему вас это так удивляет, профессор? Вы сами говорили, что Сократ будет входить в программу экзаменов, а я предпочитаю полностью владеть материалом. Или это предосудительно?
-Наоборот, весьма похвально,- качает головой Арчери.- Но довольно неожиданно. Как правило, студенты не утруждают себя таким образом. За редким исключением.
-В таком случае, можете считать меня исключением,- фыркает Хаято.
-Договорились,- кивает профессор, и по его губам пробегает улыбка.
Сдержанная, как любое его проявление эмоций, но явно одобрительная, и, заметив ее, Гокудера чувствует себя примерно так же, как в начале недели – на лекции. И так же, как тогда, ему приходится одернуть себя – не расслабляться, быть настороже. А иначе и не заметишь, как сожрет, не подавившись.
Вопреки опасениям, «жрать» его никто не собирается. Арчери вполне непринужденно заводит разговор о прочитанном Гокудерой. Тот поначалу больше отфыркивается, но постепенно вливается в русло беседы и даже увлекается ею. А спустя примерно полчаса и вовсе ловит себя на неожиданной мысли, что Арчери на деле не такой уж засранец. По крайней мере, пока не начинает изображать всезнающего мудреца.
-Прошу прощения, господа, что прерываю, но уже ваша очередь,- голос служащей вклинивается в их разговор совершенно неожиданно. Причем, похоже, для обоих.
-Благодарю вас,- Арчери переходит на японский, обращаясь к ней, а Гокудера только сейчас понимает, что они так и проговорили все это время по-итальянски.
И даже вполне так себе приятно проговорили.
Это так же неожиданно для Хаято, как, например, вид профессора, собственноручно загружающего в стиральную машину белье из яркого пластикового таза. Да и вообще, Арчери – и в обычной прачечной самообслуживания? Гокудера-то всегда был уверен, что все эти пижонские джемпера и сорочки по двести евро должны доставляться в какую-нибудь элитную химчистку и обратно чуть ли не на лимузине.
Интересно, с чего такая уверенность, думает сейчас Хаято, глядя, как профессор невозмутимо расправляет самую тривиальную хлопковую наволочку и сует ее следом за теми самыми рубашками. Которые по двести евро и должны кататься на лимузине.
-А ты тоже рядом живешь?- неожиданно спрашивает Арчери, закрывая машинку и выпрямляясь.
-Тоже?- глупо переспрашивает Гокудера, все еще витающий в своих мыслях, но спохватывается почти сразу:- Да, в трех кварталах.
-Значит, это тебя я видел на позапрошлой неделе,- кивает профессор и уточняет:- Неподалеку от магазина… м-м…
-Хашимото-сан,- подсказывает Хаято.
И, помолчав, неохотно признается:
-Я вас тоже видел. Только подумал, что ошибся.
Врет, конечно же, но Арчери, если и понимает это, то вида не показывает.
-А ты разве не собираешься стирать?- чуть заметно улыбается он, кивая на сумку Гокудеры.
Тот вспыхивает и, пробурчав что-то невнятное, принимается запихивать свои вещи в свободную машинку. Разумеется, майки валятся на пол, из кармана джинсов со звоном сыплется забытая мелочь – короче, если попадать в дурацкую ситуацию, так уж по полной.
А Арчери, вместо того, чтобы пойти и сесть уже обратно на стул, все с тем же олимпийским спокойствием помогает ему собрать чертовы монетки и кивает в ответ на смущенное ворчание, обозначающее благодарность.
Работница прачечной, дождавшись, пока они закончат, заливает в обе машины гель для стирки, добавляет какой-то пахнущий травами кондиционер в ту, где лежат вещи Арчери, и сообщает:
-Через час будет готово. Если желаете, в сушилку я сама могу загрузить.
-Будьте любезны,- кивает Арчери и поворачивается к Хаято:- Здесь недалеко есть неплохая кофейня. Если ты не против, можем продолжить разговор там. Чтобы не мешать.
То, что Гокудера делает в следующую секунду, не укладывается в рамки здравого смысла, логики и прочих полезных вещей, которыми он привык пользоваться. Гокудера пожимает плечами и соглашается:
-Я не против.
И дело тут вовсе не в предельно вежливом, но явном намеке на то, что иностранцам не рады и здесь, в этой несчастной прачечной. Плевать он хотел на все эти намеки. В чем тогда? А вот черт его знает.
Но кофейня – это всяко лучше, чем неудобный пластиковый стул и запах стирального порошка. Тем более, в ней можно курить.
Арчери, удобно усевшись на стуле с высокой деревянной спинкой, выкладывает на стол пачку сигарет, с явным удовольствием закуривает и, выпустив тонкую струйку дыма, насмешливо щурится на Гокудеру:
-Да кури, кури.
Хаято вынимает сигареты из кармана, закуривает, чувствуя себя малолеткой, которому впервые позволено дымить в присутствии старшего поколения. Дурацкое чувство, и уж точно не добавляет удовольствия. Гокудера почти даже жалеет, что вообще согласился пойти сюда с Арчери. Тоже, нашел компанию. Наименее подходящую и придумать-то сложно. А уж кто бы ему еще неделю назад сказал, что он будет за одним столом с Джи Арчери дожидаться заказанного кофе…
Кофе, кстати, они заказывают одинаковый – не сговариваясь, просят черный, с жженым сахаром. И сигареты Арчери курит такие же крепкие, как Гокудера, только пахнут они как-то по-другому. К запаху табака примешивается едва уловимый аромат древесного угля – смесь немного странная, но по-своему приятная.
Хаято украдкой бросает взгляд на пачку, которая лежит перед профессором, но та упрятана в дорогой футляр из тисненой кожи. И зажигалка, которую Арчери вертит в пальцах, тоже явно не из дешевых.
Вот странно, думает Гокудера. Столько всяких штук, явно стоящих уйму денег, а жилье снимает в дешевом районе и в обычную прачечную ходит. Но при этом о логике начинает рассуждать – только успевай записывать всю верность суждений, блин.
-О чем задумался?- спрашивает Арчери, глядя на него через стол.
Хаято мотает головой – нет, ни о чем. В самом деле, не говорить же о своих рассуждениях. В лучшем случае дадут понять, что лезет не в свое дело. В худшем… Черт его знает, что в худшем. От Арчери всего можно ожидать. От прямого ответа на вопрос (а вот это, положа руку на сердце, Гокудера не так уж хочет услышать) до отповеди, с которой только если удар под дых сравнится.
Так что незачем будить лихо, решает он. Все-таки остатки здравого смысла пока еще где-то в голове плещутся. На самом дне, но тем не менее.
Тут очень кстати приносят заказ, и необходимость придумывать отговорку отпадает сама собой – Арчери, наклонившись к кружке с ароматным напитком, вдыхает поднимающийся над ней пар с удовольствием не меньшим, чем до этого затягивался сигаретой, и с усмешкой замечает:
-Отличный кофе. Никогда не мог отказать себе в чашке хорошего кофе и сигарете. А между тем, Сократ называл воздержанность основой добродетели.
-Все хорошо в меру,- отзывается Гокудера и цитирует по памяти:- «Воздержанность состоит в обуздании страстей и подчинении их рассудку. Без нее мы не можем сделать ничего хорошего и доставить пользу и удовольствие себе и другим». Заметьте, профессор, – пользу и удовольствие. Это не возбраняется, но даже приветствуется.
Арчери делает глоток кофе, улыбается:
-Отличный вывод. Главное, верный.
-Снова хвалите?- хмыкает Хаято.- Как-то очень уж часто.
Это вырывается неожиданно для него самого. Арчери удивленно приподнимает брови, глядя на Гокудеру поверх чашки:
-Тебя это смущает?
-Нет, просто…
Хаято мнется несколько секунд, но решает, что лучше всего будет сказать правду. И не только потому, что сейчас перед ним не тот человек, которого легко обмануть или купить на отговорку. Просто ему на самом деле интересно, с чего вдруг Арчери так резко изменил свое к нему отношение.
Не в философии же, в самом деле, причина.
-Просто раньше вы всегда смотрели на меня, как на какого-то ребенка,- решительно начинает он,- неразумного, капризного и вздорного. Который сам не знает, чего хочет, и бунтует против всего только потому, что больше ничего не умеет. Ни думать, ни решать что-то. Не умеет и учиться не хочет, несмотря на то, что ему советуют взрослые и разумные люди. И упирается из чистой вредности.
Это оказывается проще, чем Гокудера когда-либо представлял себе – сказать все, что думает. И сказать так, что его не принимают за того самого ребенка, о котором он только что говорил. По крайней мере, во взгляде Арчери нет и намека на что-то подобное.
Но Хаято все-таки добавляет:
-Поправьте, если я где-то ошибся.
Может быть, как раз из той самой «чистой вредности» добавляет.
Прежде чем ответить, Арчери делает еще глоток кофе, закуривает и только после этого кивает:
-Нет, ты прав. Именно таким я тебя раньше и считал.
-И что изменилось?- негромко спрашивает Гокудера.
-Ты,- прямо отвечает профессор.- Ты уехал не просто в другой город – в другую страну. Где, к тому же, приезжим до сих пор сложнее, чем в любой другой. Ты добился гранта на обучение, а не предоставил отцу оплачивать его, как поступает достаточно большой процент студентов. Причем не только иностранных. А это я не могу назвать поступками избалованного ребенка, которые не умеет думать и принимать решения.
Хаято ждет, что Арчери добавит что-нибудь о его отце. Что-нибудь в духе «кстати, твой отец тоже так считает». Но профессор умолкает и возвращается к своему кофе. А Гокудера чувствует одновременно и разочарование, и облегчение. Первое – потому что этим решением уехать и учиться в Японии в первую очередь он, наверное, хотел именно отцу доказать, что может быть взрослым, самостоятельным, но о полной самостоятельности пока говорить рано, ведь он все еще принимает от отца деньги. И потому рад, что Арчери не упоминает о нем.
А спорить Гокудере сейчас отчего-то не хочется. Не после того, что он услышал.
-А почему вы решили преподавать именно в Японии?- спрашивает он.
Может, для того, чтобы просто сменить тему. А может, ему на самом деле интересно. Если честно, в тот момент Хаято как-то не задумывается об этом.
Он не ждет откровенности в ответ. Во всяком случае, не той, которую слышит.
-В университете, где я работал до этого, возникли некоторые сложности,- признается неожиданно Арчери,- и мне пришлось уйти. А предложение вашего – вернее, теперь уже нашего – университета просто оказалось очень кстати. Хотя, если честно, мне всегда было интересно, смогу ли я преподавать в стране, настолько отличающейся от тех, где мне доводилось этим заниматься.
-Вы хотите сказать, что сомневались в этом?- недоверчиво уточняет Гокудера.
Для него сомневающийся Джи Арчери – не просто новость, а как гром с ясного неба. Настолько, что Хаято даже пропускает мимо ушей часть фразы о «сложностях», из-за которых Арчери покинул предыдущее место работы. Вот уж никогда бы не подумал, что этот человек, самоуверенный до невозможности, способен сомневаться в чем-то. Кто угодно, но только не он.
-По-твоему, я настолько отличаюсь от обычных людей, что не имею права на сомнения?- усмехается Арчери, будто прочитав мысли Гокудеры.
-Просто вы не похожи на человека, который станет сомневаться в своих силах,- парирует тот.- Совершенно.
-А ты слышал о том, что излишняя самоуверенность не доводит до добра? Как и чрезмерные сомнения, впрочем. Все хорошо в меру, ты сам это сказал. И это верно в отношении абсолютно всего.
-Равновесие и гармония?- чуть скептически приподнимает бровь Хаято.
-Именно,- кивает Арчери.- Неплохая жизненная позиция, на мой взгляд. Проблема только в том, что достигнуть ее сложно.
-Проблемы созданы для того, чтобы их решать,- безапелляционно заявляет Гокудера.
-Верно,- соглашается Арчери,- вопрос лишь в средствах решения.
-А что насчет цели, которая эти средства оправдывает?
Джи смотрит на него – долгим, внимательным взглядом, точно взвешивая каждое слово ответа. Пахнущий древесным углем дымок вьется над сигаретой, зажатой в его пальцах, переплетается с тонкой струйкой дыма от «Лаки» Гокудеры.
А тот смотрит в ответ, выжидающе и так же пристально. И непонятно, с чего вдруг он про себя называет его не по фамилии и даже не нейтральным «профессор». А по имени, которого всегда избегал.
-Это каждый определяет для себя сам,- произносит Арчери, и его голос возвращает Хаято из его непонятных ему же самому мыслей.- Насколько важна цель, и что он готов сделать для ее достижения.
Гокудера вздрагивает, словно застигнутый на чем-то недозволенном.
В принципе, в каком-то смысле, так оно и есть. За время их знакомства у Хаято сложилось определенное мнение об Арчери. Это мнение ни в коем случае нельзя было назвать хорошим, и он никогда не допускал даже мысли о том, чтобы его изменить.
А теперь, получается, появился повод это сделать?
-Да, вы правы, наверное… профессор,- поспешно произносит Гокудера.
От Джи… то есть, от Арчери, конечно же… наверняка не укрывается ни смущение, промелькнувшее в голосе Хаято, ни эта пауза перед обращением, на котором же он сам и настоял. И Гокудера ждет вопросительного или недоумевающего взгляда, или чего-то еще, означающего, что тот все понял. И ему почти становится стыдно, но Арчери невозмутимо гасит окурок в пепельнице и спрашивает:
-А ты уже был на Окинаве?
-А?- только и выдавливает Хаято, ошарашенный резкой сменой темы.
-Я слышал, что летом там просто рай для туристов и желающих отдохнуть,- продолжает Джи,- ну, а ты ведь с весны здесь, так что наверняка должен был успеть съездить туда на летних каникулах.
-А вот это вы сейчас к чему?- запоздало настораживается Гокудера.
-К смене темы для разговора,- со спокойной улыбкой поясняет Арчери.- Но если тебе не надоело, можем вернуться к Сократу.
Вот как, скажите на милость, понимать этого человека, думает Хаято сначала. А потом понимает, что и сам, в общем-то, не против того, чтобы поговорить о чем-то другом, помимо философии. Для нее есть лекции, а вот просто поговорить – когда еще выпадет такая возможность.
К тому же, снова ловит себя Гокудера на той же мысли, что и некоторое время назад, эта возможность кажется не такой уж плохой. А вполне возможно, что и наоборот.
-Нет, на Окинаве еще не был,- признается он,- может, следующим летом съезжу. А вот Киото…
Они заказывают еще по чашке кофе, потом еще по одной. И сидят в кофейне еще очень долго, гораздо дольше того часа, который собирались провести здесь.
Но за интересным разговором время всегда течет незаметно.
Всю следующую неделю субботняя встреча не идет у Гокудеры из головы. Мысли об Арчери вытесняют все остальное, их слишком много, чтобы оставить место для чего-то еще. Они все крутятся и крутятся, превращаясь понемногу в какой-то запутанный клубок.
Всего один разговор, пара чашек кофе, спрашивает себя Хаято, и ты уже готов забыть все старые обиды? Неужели тебя так легко купить всего несколькими фразами?
Но дело ведь вовсе не в этом, напоминает здравый смысл. А в том, какими именно были эти фразы. Чем они были, а они были правдой. При всех своих недостатках, Арчери всегда отличался прямотой. И честностью. Может быть, временами даже излишней – помнится, даже отец Гокудеры как-то жаловался на это. Не сыну, разумеется, тот лишь подслушал ненароком. Но так оно и было – Джи никогда не говорил лишь то, что от него хотели услышать, предпочитая правду, какой бы она ни была.
И в субботу Хаято сам в этом убедился.
А честность – это то, что он ценит в людях. Честность и прямоту, может, потому, что и сам такой же.
Уважение в словах и взгляде Арчери, когда он говорил с Хаято, было настоящим, неподдельным. И осознавать то, что он добился уважения этого человека, действительно…
Приятно?
Но почему? Ведь это же Арчери, повторяет Гокудера в сотый раз. Какая разница, что он думает? Ведь не может же быть такого, что на самом деле Хаято раньше лишь пытался убедить себя, что его не волнует мнение Джи…
Или может?
И почему, черт побери, он продолжает называть его по имени?
Чем дольше Гокудера старается разобраться в собственных мыслях, тем сильнее запутывается в них же. Не может разобраться, где начало, а где конец в этом чертовом клубке, и есть ли они вообще.
-Гокудера-кун! Гокудера-кун, подожди, пожалуйста! Гокудера-кун!
Хаято останавливается, оборачивается к бегущей следом за ним Киоко.
-Еле догнала,- улыбается Сасагава, поравнявшись с ним.- Ты очень быстро ходишь.
-Извини, торопился просто,- коротко качает головой Гокудера.- Ты что-то хотела?
-Только напомнить о завтрашней вечеринке. Ты ведь придешь?
Вот блин, думает он. А ведь успел же окончательно забыть об этой дурацкой вечеринке и о том, что согласился на нее пойти.
-Ну да, приду,- кивает Хаято, хотя и немного нехотя,- раз уж обещал.
-Здорово,- буквально расцветает улыбкой обрадованная Киоко.- Тогда увидимся завтра?
-Увидимся,- соглашается Гокудера.
Сасагава прощается и убегает – возле ворот ее ждет брат. Хаято смотрит, как она садится в машину, из окон которой опять орет какая-то рок-звезда. И не без удивления понимает, что, в принципе, идея с вечеринкой уже не кажется ему такой уж неудачной. По крайней мере, может хоть так получится немного расслабиться и отвлечься от…
Да вообще от всего.
На вечеринку Гокудера приходит в самое удачное время – веселье в полном разгаре, но еще никто не успел напиться и учинить какое-нибудь непотребство вроде пьяной драки или выбрасывания мебели из окон, как это иногда случается на студенческих гулянках.
На одной такой он даже присутствовал, как раз в начале семестра. Правда, тогда дебош прекратился очень быстро – не без участия дисциплинарного комитета. Суровые широкоплечие старшекурсники буквально за пять минут утихомирили даже самых буйных, действуя по методу отряда спецназа – ворваться без предупреждения и уложить всех подряд лицом в пол.
Гокудере тогда повезло, он успел на пару минут разминуться с членами комитета, и о бесславном окончании вечеринки знает только понаслышке.
Но сегодня, слава богу, ничего подобного желающим оторваться не грозит – дом родителей Такакуры, довольно состоятельных людей, находится в частном районе и окружен, к тому же, огромным садом. Так что, нет риска побеспокоить соседей, например, и нарваться на приезд вызванной ими полиции.
Правда, и найти его оказывается не так легко – с улицы не слышна ни громкая музыка, ни шум голосов, а Хаято, не очень хорошо знакомый с этими местами, как назло, забыл уточнить адрес и ему приходится изрядно поплутать по округе. В конце концов, он просто набирает номер Такакуры, и та выходит встречать опоздавшего гостя.
-А я как раз думала, когда ты придешь,- улыбается она чуточку пьяной улыбкой.- Замерз, наверное? Сегодня холодно.
И демонстративно передергивает плечами под наспех накинутой тонкой курткой.
Гокудера успешно делает вид, что не заметил ее маневра. Да, она ничего, эта Такакура, и, может быть, немного позже, после пары пива или чего-нибудь покрепче…
Но не сейчас. Сейчас он хочет только оказаться в тепле и выпить эту самую пару пива. Ну, или чего-нибудь покрепче.
Такакура разочарованно морщит нос и идет к дому через сад, слегка покачиваясь на высоких каблуках. Гокудера идет следом, рассеянно думая о том, что если она надумает упасть, придется ловить и…
Ох уж эти женщины с их идиотскими уловками, призванными все усложнять. Зачем устраивать целое представление, если в итоге оно, так или иначе, сведется к сексу? Хотя иногда, стоит признать, это бывает интересным. И даже очень интересным.
Но в данный момент у Хаято нет настроения участвовать в чем-то подобном. Он просто хочет выпить, расслабиться. И не думать. Вообще ни о чем.
В доме, до которого они наконец добираются, тепло. По сравнению с улицей даже жарко. А еще шумно, многолюдно – похоже, почти вся группа собралась – и, кажется, очень весело.
-Куртку туда кинь,- машет Такакура в угол прихожей, где свалена целая куча курток и пальто.- Еда на кухне, выпивка в гостиной.
И, прежде чем Гокудера успевает сказать «спасибо», скрывается в глубине дома. Разумеется, обиделась на его якобы непонимание, думает Хаято. Да и фиг с ней. Хочет играть в свои игры – пусть играет, ему без разницы.
Бросив куртку в указанный хозяйкой угол, Гокудера решает, что для начала неплохо воспользоваться приглашением – если это, конечно, можно таковым считать – и чего-нибудь перекусить. А потом уже и выпить.
Беда в том, что по пути на кухню приходится пересечь гостиную. Где его, разумеется, тут же отлавливают однокурсники и не отпускают, пока Хаято не выпивает «штрафную» за опоздание. Потом еще одну – за наступающее Рождество. И, раз уж начали, то не стоит и останавливаться.
Можно выпить, например, за гостеприимную хозяйку, которая уже успела забыть обо всех обидах и с удовольствием чокается с Гокудерой пластиковыми стаканчиками с пивом. Пена льется через край, и Такакура громко хохочет, пытаясь стряхнуть брызги с платья. Хаято залпом осушает свой стакан наполовину и запоздало думает о том, что не помнит ее имени. Май, кажется. Или Мэй?
А, да неважно. Пока, по крайней мере, неважно.
Из прихожей доносится звонок в дверь, едва слышный за громкой музыкой. Такакура убегает встречать очередного гостя, а Гокудера, воспользовавшись моментом, отчаливает в сторону кухни. Все-таки нужно поесть, иначе слишком велика вероятность напиться раньше времени. А это будет совсем не здорово.
Совсем.
Ямамото сидит на высоком табурете за кухонным столом, больше похожим на барную стойку. Гокудера замечает его сразу, как только входит. Разумеется, он не один – такая популярная личность, как капитан бейсбольной команды, никогда не остается в одиночестве на вечеринках. Помимо компании приятелей, вокруг Ямамото топчется несколько девиц, и одна из них как раз что-то говорит ему, кокетливо улыбаясь и хлопая густо накрашенными ресницами.
Глядя на реакцию Ямамото – вернее, ее полное отсутствие – на все эти уловки, Гокудера не удерживается от скептического фырканья. Ямамото улыбается от уха до уха, кивает и время от времени вставляет какие-то реплики, которых Хаято не слышит, да и не горит желанием слышать. Наверняка простодушно поясняет какие-нибудь особенности игры в бейсбол – почему-то основная часть поклонниц считает, что может покорить его интересом именно к игре.
Ага, удачи. Начнем с того, что бейсбольный придурок к противоположному полу равнодушен от слова «совсем». И если представительница упомянутого пола интересуется бейсболом – значит, она просто интересуется бейсболом.
Интересно, неужели он и правда такой придурок?
Хаято бочком пробирается к противоположному концу стола, берет чистую тарелку и начинает с энтузиазмом сгружать на нее закуски, все еще поглядывая в сторону Ямамото.
А тот, кажется, всерьез увлечен разговором с девушкой, и Гокудеру по-прежнему не замечает.
-А если мяч остается в зоне… как его? Инфилда, да?- щебечет барышня, хлопая глазами.- То это все равно считается хоум раном?
-Да, может считаться,- кивает Ямамото,- но это бывает редко.
-А почему?- тут же следует предсказуемый вопрос.
-Ну, видишь ли…- начинает объяснять Ямамото.
Для Гокудеры, как, похоже, и для новоявленной поклонницы бейсбола, его речь, пересыпанная специфическими терминами, понятна, дай бог, на десятую долю.
Зато становится понятным другое. Совершенно неожиданно, но от этого не менее четко и ясно.
Нет, Ямамото вовсе не такой придурок, каким кажется. Вернее, хочет казаться. Просто это легче всего – прятать что-то за широкой простодушной на первый взгляд улыбкой. За которую потрудится заглянуть далеко не каждый, а сам обладатель этой улыбки не торопится открывать то, что внутри. И вот это якобы непонимание – оно, кажется, из той же серии. А на самом деле...
Все не так просто и очевидно, как кажется на первый взгляд.
Вот только почему Гокудера сразу этого не понял?
Ответ напрашивается сам собой. По той же причине, что и с Арчери. Потому что видел только то, что хотел, не допуская возможности существования совсем других людей за созданными им самим образами.
А теперь, кажется, все становится на свои места.
Или наоборот – запутывается еще больше?
Бросив тарелку с нетронутыми роллами на краю стола, Гокудера поспешно ретируется с кухни. Он слишком смущен и взбудоражен собственными, только что сделанными выводами, и не хочет, чтобы Ямамото заметил его сейчас. Особенно сейчас.
Для начала он должен хотя бы отчасти в этих выводах разобраться.
В гостиной его снова ловят, вручают стакан с пивом, но Хаято выворачивается из чьих-то рук, говорит, что хочет выйти покурить. Слава богу, никто не предлагает составить ему компанию – кроме него, курильщиков в группе нет, а желающих морозить задницу на открытой веранде только ради того, чтобы скрасить ему одиночество, не находится.
Присев на край настила веранды, Гокудера достает из кармана сигареты, закуривает. Никотин привычно успокаивает, помогает хоть немного собрать воедино разрозненные, мечущиеся мысли.
Хорошо, думает он, рассеянно глядя на колечки дыма, уплывающие в темноту сада. Допустим, с Арчери все более или менее ясно. Считать его врагом было ошибкой. И, хотя называть его другом в полном смысле этого слова тоже не слишком верно, в силу определенных причин, но и не признавать неправильности прежнего мнения было бы просто глупо.
Но что делать с пониманием той же ошибки в отношении Ямамото? Признать и оставить как есть – бесполезным выводом пылиться где-нибудь в уголке сознания?
Потому что другого выхода Хаято не видит. Потому что если все так, как он думает сейчас, то уже поздно что-либо делать. Сам оттолкнул, сам дал понять, что не хочет видеть рядом. И то, что было между ними тогда, после почти вот такой же вечеринки – не более чем секс. Банальный секс без какого то ни было «продолжения». А о каком продолжении могла идти речь, когда это – Ямамото, бейсбольный придурок? Навязчивый, со своей вечной идиотской улыбкой, ничего не понимающий Ямамото.
Ну да, конечно. Ничего не понимающий, размечтался.
Получается, все понимал. Только продолжал добиваться.
Почему?
А все очень просто. Потому что Ямамото хотел того самого чертова «продолжения», потому что не считал тот секс чем-то незначительным, о чем забывают если не наутро, то к вечеру следующего дня точно.
Зачем?
А зачем вообще люди хотят с кем-то чего-то большего, чем просто секс?
Гокудера оглядывается в поисках чего-нибудь, куда можно выкинуть окурок, но родители Такакуры, похоже, не курят совсем или просто убирают пепельницы в дом. Хаято залпом допивает пиво и кидает окурок в пустой стакан. Ставит его рядом с собой и закуривает новую сигарету, не обращая внимания на холод, начинающий ощутимо покусывать за пальцы рук и разутые ноги.
Вот, значит, как все вышло.
Но, с другой стороны, вышло – и ладно. И бог с ним. Не так уж важно, чего хотел Ямамото. Важно, что сам Гокудера этого не хотел. И не хочет.
Или…
Вот черт!
Хаято подтягивает колени к груди, утыкается в них лбом. Голова уже не то что гудит, а, кажется, вот-вот вообще взорвется к такой-то матери, разбросав дурные мозги по отполированному до зеркального блеска полу веранды. Кое-что, наверное, даже до ближайших садовых кустов долетит. Правду говорят, что думать вредно. В его случае – особенно.
Интересно, почему он не может просто жить спокойно? Как все остальные его ровесники? Учиться, подрабатывать на развлечения, ходить на вечеринки, в конце концов. А не натыкаться, буквально на каждом шагу, на все эти чертовы противоречия и прочее. Не судьба, что ли? Нет, надо обязательно во что-нибудь эдакое вляпаться. И не просто, а по самое некуда. Чтобы потом дуреть от поисков выхода оттуда, куда сам себя же и загнал.
Гокудера кидает в стакан недокуренную сигарету и, поднявшись, решительно направляется обратно в дом. Черт с ним, с выходом. Потом как-нибудь разберется. Сейчас ему тупо нужно выпить.
Можно даже сказать, жизненно необходимо.
Чей-то кулак врезается в солнечное сплетение, выбивая из легких воздух. К горлу подкатывает тошнота – все-таки, с алкоголем он перебрал. Причем, конкретно перебрал, потому что перед глазами все плывет, а силуэты тех, кто на него напал, раскачиваются, как бумажные фигурки на ветру.
-Какого…- успевает выдавить Гокудера, прежде чем на затылок обрушивается еще один удар.
Он заваливается вперед, не успевая подставить руки, чтобы защитить лицо. Скулу обжигает болью – наверняка кожу содрало об асфальт. Хаято пытается подняться, опираясь на руки, и, конечно же, ему сразу наступают на пальцы. Со всей силы, рифленой подошвой зимнего ботинка. Боль просто адская, и он шипит, пытаясь вывернуть руку из-под этого гребаного ботинка.
-Пус-сти, своло-очь!
Его хватают за волосы, заставляя задрать голову, и несколько раз наотмашь бьют по лицу. А тот, другой, все еще стоит на его руке, и кто-то третий пинает в бок с такой силой, что Хаято кажется, будто у него внутри что-то рвется. Очень, кстати, может быть, что и не кажется…
Значит, трое, умудряется сосчитать он. Хватает свободной рукой щиколотку того, кто топчет его пальцы, впиваясь под сухожилие. Сверху раздается короткий вскрик, его снова бьют по лицу, но ногу убирают. Зато добавляют в бок, с наслаждением припечатывая:
-Что, сучонок, нравится?! Сейчас еще…
А вот договорить он уже не успевает. Гокудера резко вскидывается вверх, стараясь не замечать вспыхнувшей в животе и боку боли, одновременно лягает ногой в сторону и выкручивает руку, держащую его за волосы. Конечно, о том, чтобы драться на равных, не идет и речи, но ему хотя бы удается встать.
И разглядеть всех троих.
-Что, недоноски, поразвлечься решили? На тренировках физических нагрузок маловато?- хрипит Гокудера, до хруста заламывая руку тому, которого успел поймать.
Еще один до сих пор скачет на одной ноге, а третий, которого Хаято исхитрился-таки пнуть, трет пострадавшее колено. Мелочь, разумеется, а приятно. И кто мешает улучшить результат?
-Пусти!- завывает тип с выкрученной за спину рукой.- Пусти!
-Что, ручонку жалко?- ядовито выплевывает Гокудера.- Мячик кидать не сможешь?
Но остальные, уже очухавшиеся от его неожиданного сопротивления, подбираются с боков. Осторожно подбираются, с мрачным удовлетворением отмечает Хаято про себя. И правильно.
Первому, тому, которого он уже держит, Гокудера выворачивает руку. Зря за волосы хватал – теперь недели три-четыре в бейсбол играть не сможет. Тяжело с вывихом играть. Второго с размаху бьет в живот – бейсболиста сгибает пополам и начинает выворачивать наизнанку. Тоже, судя по всему, хорошо поднабрался на вечеринке.
Но остается еще третий, а Гокудера все еще слишком пьян, чтобы успеть среагировать вовремя. Удар тяжелого кулака приходится в висок, следующий, пропущенный с не меньшим позором, – в челюсть.
В голове звенит уже в самом прямом смысле, Хаято пытается обороняться, но практически безуспешно. Следующие полчаса он проводит весьма увлекательным образом – его бьют, он падает, встает, бьет в ответ, получает следующий удар, снова падает…
В конце концов, троим бейсболистам это просто надоедает. Или они решают, что с него хватит. Или наоборот, что хватит с них.
Лежа на холодном асфальте лицом вниз, Хаято прислушивается к топоту их удаляющихся шагов. Потом переворачивается на спину и, глядя на фонарь, который прямо над ним исполняет какой-то замысловатый танец, пытается сообразить, с какого перепуга эти идиоты на него напали.
То, что происходило на вечеринке после того, как он, приняв эпохальное решение напиться, вернулся в дом, мечется в памяти почти бессвязными обрывками. Может, не стоило мешать в таких количествах пиво и сакэ? Или просто его так хорошо приложили, что он не в состоянии вспомнить все полностью?
Скорее всего, и то, и другое.
Ладно, радует хотя бы то, что и он в долгу не остался.
Попытка встать отзывается болью во всем теле. Особенно достается голове и боку, в который его так радостно пинал этот ублюдок. Но лежать на холодном асфальте – затея далеко не самая лучшая, так что приходится перебороть сопротивляющееся тело и подняться. Кое-как, цепляясь за фонарный столб, но все-таки встать.
Так с чего же все началось?
Хаято смутно припоминает, что, вроде бы, пил на брудершафт с Такакурой. И это точно было не в гостиной, где тусовалось большинство народа. Где? Хороший вопрос. Но не настолько важный. Хотя, кажется, где-то в более уединенном месте, потому что пьяная в хлам Такакура после тоста предложила заняться сексом «прямо здесь». А он отказался. Да, точно отказался. Иначе с чего бы ей убегать в слезах, а ему – решать, что хватит с него вечеринок на всю оставшуюся жизнь, и уходить.
Ушел, правда, недалеко.
Гокудера оглядывается, соображая, где же это «недалеко», и куда ему идти дальше. Откуда-то издалека доносится шум проезжающих машин, и он решает, что именно туда ему и надо. Раз машины – значит, есть вероятность поймать такси и доехать до дома. Хотя сомнительно, что в таком виде его кто-то будет подбирать.
Но попробовать стоит, потому что перспектива ночевать на улице не греет ни в каком смысле. Во-первых, холодно, а во-вторых, тогда его точно подберут. Только не таксисты, а полицейский патруль. И вряд ли служители порядка доставят его домой, а это чревато неприятностями в универе.
Так все-таки, а почему эти трое на него набросились? Неужели из-за Такакуры? Очень может быть.
Защитники девичьей чести, мать их, кривится Хаято, сплевывая кровь, текущую из рассеченной изнутри щеки. Ну да, вроде один орал что-то вроде «вот этот урод, из-за него Май ревела». Правда, точно Гокудера поручиться не может – слишком был занят своими мыслями, как всегда. А потом ему прилетело под дых, так что не до разбирательств стало, из-за кого и почему.
Медленно, но Гокудера все же добирается до широкой, ярко освещенной фонарями и неоновыми вывесками улицы, оживленной даже в столь поздний час. Пара пожилых туристов-европейцев шарахается от него, избитого в кровь и едва держащегося на ногах. Что-то злобно бормочут по-английски, косятся, как на кучу мусора, и Хаято, не удержавшись, показывает им средний палец.
А еще что-то говорят о недоброжелательности японцев, ха! Мало где найдется человек, готовый помочь явно пьяному парню, только что побывавшему в драке, страна здесь совершенно не причем.
Хотя нет, здесь все же находится.
Пожилой японец, вышедший из круглосуточного магазина, подходит к Хаято, встревоженно заглядывает ему в лицо и спрашивает:
-Отвезти вас в больницу?
Гокудера мотает головой и хрипло просит:
-Вызовите такси, пожалуйста.
-Вы уверены?- обеспокоенно хмурится старик.- Вас, похоже, очень сильно избили. Полиция…
-Нет, только не полицию. Пожалуйста. Я студент, учусь по обмену… мне нельзя. А это… сам виноват.
Он машет рукой и тут же едва не падает. Старик подставляет ему плечо, помогает дойти до магазина и заводит внутрь. К ним подбегает девушка-продавец, начинает спрашивать, что случилось, предлагает помощь.
Пока она мокрым полотенцем осторожно вытирает кровь с лица Гокудеры, старик вызывает такси и даже договаривается с водителем, который, судя по всему, не горит желанием связываться с таким сомнительным клиентом.
-Куда вам ехать?- спрашивает он, заглядывая в открытую дверь магазина.
Хаято называет адрес и видит сквозь витрину, как старик расплачивается с таксистом. Девушка помогает ему выйти на улицу, Гокудера благодарит ее, поворачивается к старику и говорит:
-Сколько я вам должен? У меня есть деньги…
-Ничего не нужно, юноша,- доброжелательно улыбается тот.
-Но…
-Я помог вам, а вы поможете кому-то другому, кто будет в этом нуждаться,- качает головой старый японец.- Езжайте домой. Вам, как минимум, нужно хорошенько отдохнуть.
Сконфуженный донельзя Хаято бормочет слова благодарности. Старик еще раз улыбается ему, потом они с девушкой-продавцом усаживают его в такси. Машина трогается с места, и Гокудера, обернувшись, смотрит на них, стоящих у края тротуара и глядящих ему вслед.
-У вас есть, на чем записать адрес?- спрашивает он таксиста, когда машина сворачивает за угол, и яркая вывеска магазина скрывается из вида.
Водитель понимающе хмыкает, косясь в зеркало заднего вида.
-Доедем до места, я вам сам напишу,- говорит он.
-Спасибо,- кивает Хаято и, откинувшись на спинку сиденья, закрывает глаза.
Можно разочароваться в людях, о которых думаешь хорошо, мелькает у него в голове. А можно – совсем наоборот.
С ним, похоже, в последнее время именно это «наоборот» и происходит.
Знать бы еще, это – хорошо или не очень…
Естественно, в понедельник и речи быть не может о том, чтобы идти в университет.
Все тело болит так, что Гокудера с трудом передвигается даже по квартире, голова раскалывается от боли, кружится, а еще его постоянно мутит – судя по всему, в драке он заработал сотрясение. Не слишком сильное, но приятного все равно очень мало. И пальцами руки, по которой топтался приятель Ямамото, даже шевельнуть невозможно.
О лице и говорить не приходится. Заплывшим правым глазом Хаято почти ничего не видит, вся левая щека – один сплошной кровоподтек. Плюс разбитая нижняя губа и рассеченный висок, которые тоже не добавляют презентабельности внешнему виду.
Гокудера звонит Киоко, просит придумать что-нибудь с пропусками. Староста, конечно же, встревожено спрашивает, что с ним случилось, и ему приходится придумывать историю с неудачным падением с лестницы. Судя по тону Сасагавы, звучит это не очень правдоподобно, но рассказывать все, как есть, у Гокудеры нет ни малейшего желания – неминуемо начнутся расспросы, да еще наверняка последует совет обратиться в полицию.
Незачем. Начнется разбирательство, дело так или иначе дойдет до ушей отца, а о его реакции Хаято даже думать не хочется. Помнит, как это было после его многочисленных школьных драк.
Но, даже если Киоко только делает вид, что поверила ему, прикрыть все равно обещает. Гокудера благодарит ее и, вешая трубку, мельком думает о тех троих из бейсбольной команды. Интересно, как они объяснят свои травмы? Им-то за драки светит не только дисциплинарное взыскание от тренера (Ямамото как-то рассказывал, что с этим у них строго), но и капитан ведь наверняка поинтересуется, кто их так разукрасил. Что они ему скажут? И что скажет им он?
Хотя теперь, с невеселой усмешкой думает Хаято, наверное, ничего. Может, решит, что Гокудера сам нарвался на драку, а, может, еще что. Но, в любом случае, теперь это не играет никакой роли.
Начав думать о Ямамото, Хаято уже не может остановиться. Он вспоминает все, что происходило между ними – с той самой вечеринки в начале семестра и до утра двухнедельной давности. Когда Ямамото ясно дал ему понять, что больше не будет пытаться.
Что имеем, не храним, потерявши – плачем. Гокудера вспоминает эту старую пословицу почти с горечью. Ему она подходит как нельзя больше. Пока Ямамото был рядом, он делал все, чтобы оттолкнуть его. А когда добился цели, понял, что ошибался. И теперь совершенно не знает, что с этим делать.
Мысль о том, чтобы поговорить честно и откровенно, отметается сразу же. Потому что бред, полный. О чем говорить-то? Прости, был дурак, сам не знал, чего хотел? Ага, отличная идея. И получить ответ в духе «извини, дружище, но поздняк метаться». Это же будет не просто пинок по гордости, а как паровым катком по ней проехаться.
Нет, невозможно. Потому что действительно поздно «метаться», когда все уже сделано. Решение обмену и возврату не подлежит, извините, надо было думать раньше.
А значит, нужно просто постараться и забыть. Даже если придется очень стараться.
Вот только все его старания оказываются безуспешными. Не идет Ямамото из головы, хоть тресни. И, как будто назло, Хаято постоянно натыкается на что-то, что напоминает о нем.
Бумажный пакетик с травой от кашля в кухонном шкафчике. Забытая с того единственного раза, когда они вместе готовились к зачету, тетрадь с конспектом по политологии. Ямамото решил, что потерял ее, и брал потом конспект Гокудеры, чтобы переписать лекции с начала семестра. Фотография на «фейсбуке», где их обоих отмечает однокурсница.
Хаято смотрит на размытый снимок, сделанный на дешевую цифровую «мыльницу» и выложенный в альбоме с дурацким названием «Наши веселые деньки». Они с Ямамото там не одни – рядом с Хаято улыбается в объектив Киоко, с другой стороны стоит ее подруга, Курокава, кажется. И еще целая куча народу, некоторые даже не поместились в кадр.
Фотография с октябрьской поездки в горы, на какую-то экскурсию. Ямамото тогда таскался за ним как привязанный, улыбался постоянно и, сидя рядом в автобусе, норовил тайком ото всех взять за руку. А на снимке его рука открыто лежит на плече Хаято – жест, который может и за дружеский сойти.
Гокудера удаляет отметку, потом идет на кухню и выбрасывает в помойку пакетик с травой. Туда же отправляется тетрадь со страницами, покрытыми неровными столбиками размашистых иероглифов.
Забывать – так совсем.
И все равно. Не получается.
Наверное, это нормально – когда пытаешься специально забыть что-то, в памяти наоборот всплывает все, что было с этим связано. Но Гокудере от этого не легче.
К пятнице он начинает чувствовать, что еще немного – и у него просто поедет крыша. И, чтобы хоть как-то отвлечься, идет на работу.
Удивленный его появлением менеджер, у которого Хаято отпросился до следующего понедельника, разглядев лицо подчиненного с еще не сошедшими синяками, пытается отправить его домой. И Гокудере приходится буквально упрашивать, чтобы ему позволили работать.
-Всем бы такое рвение,- с улыбкой качает головой менеджер и соглашается: - Ну, хорошо. Раз ты так рвешься, работай. Только к клиентам я тебя пока не пущу, извини. Будешь документы разбирать.
Гокудера согласен и на это, даже то, что из-за невозможности общения с заказчиками зарплата будет немного меньше. В любом случае, это гораздо лучше, чем сидеть в четырех стенах и думать о том, каким идиотом был.
Работа действительно помогает. Хаято выбивает у начальства разрешение работать все выходные по полному дню, а заказов перед праздниками действительно много, так что, когда он приходит домой, сил остается только на то, чтобы поужинать, принять душ и расстелить постель.
А в следующий понедельник ему приходится идти в универ.
-Я прошу прощения за недостойное поведение моих товарищей по команде! Такого больше не повторится, обещаю!
Гокудера тупо смотрит на черноволосую макушку склонившейся перед ним головы. И не может заставить себя выдавить хоть одно слово.
Вокруг начинают собираться любопытные студенты – еще бы, капитан бейсбольной команды публично приносит извинения! Сенсация едва ли не похлеще, чем появление нового профессора! Шепчутся, подталкивая друг друга локтями, а кто-то «особо одаренный» додумывается сфотографировать на мобильный.
Именно этот щелчок сработавшей камеры выводит Хаято из ступора. Шипя от моментально вспыхнувшей ярости, как проколотое колесо, он хватает Ямамото за плечо и тащит за собой – в дальний угол университетского двора, подальше от любопытных глаз.
Ямамото не сопротивляется, идет следом, не говоря ни слова до тех пор, пока Гокудера, убедившись, что вокруг никого нет, не останавливается и поворачивается к нему.
-Это еще как понимать?- он почти рычит, пытаясь за злостью скрыть замешательство в голосе.
-Я прошу прощения за…- снова начинает Ямамото.
-За что, блин?!- перебивает Хаято.
Ямамото смотрит на его лицо, наполовину скрытое солнцезащитными очками, совершенно неуместными в сегодняшний пасмурный день, потом опускает взгляд на кисть левой руки, и Гокудера машинально прячет ее за спину. Опухоль почти спала, но оставленные рифленой подошвой ссадины на фоне густо-фиолетового синяка еще слишком хорошо заметны.
-С чего ты взял, что это они?- бурчит Хаято, сам недоумевая, с чего вдруг решил прикрывать этих придурков.
Но, скорее, дело вовсе не в них. А в их капитане, конечно же.
-Они сами во всем признались,- спокойно говорит Ямамото, и Гокудере становится немного не по себе от этого спокойствия.
Вернее, от того, что оно скрывает.
Потому что у Ямамото ходят желваки на скулах, а в глазах тускло поблескивает что-то недоброе. Совершенно ему несвойственное. И из-за этого – почти пугающее.
-Мацумура сказал, что они случайно встретили тебя после вечеринки,- продолжает Ямамото.- И решили проучить за то, что ты обидел Такакуру. Это правда?
-Что я ее обидел?- фыркает Хаято.- Нет, только отказался с ней трахаться.
Он не знает, зачем говорит это. Какая Ямамото разница, кто предлагал ему секс?
-Я не об этом,- качает головой Ямамото, подтверждая мысли Гокудеры.- Это правда, что вы встретились случайно?
-Ты ведь сам все знаешь,- огрызается Хаято.- Или тебе нужно, чтобы я начал жаловаться на твоих придурковатых приятелей? Так не дождешься.
На губах Ямамото появляется чуть заметная улыбка.
-Я знаю, что ты не будешь жаловаться,- говорит он,- но мне это и не нужно.
-Тогда зачем спрашиваешь?!- окончательно сбитый с толку, Гокудера начинает злиться уже всерьез.
-Просто хочу знать, как все на самом деле было,- пожимает плечами Ямамото все с тем же деланным спокойствием.
-Да, я случайно встретил их. И да, они что-то говорили насчет этой Такакуры. Я послал их куда подальше, и мы подрались. Доволен?
Ямамото молча смотрит на него. Долго, пристально, так что Гокудера почти радуется тому, что его глаз не видно за темными стеклами очков.
-Да,- кивает Ямамото и снова кланяется.- Еще раз прошу прощения за то, что они сделали. И обещаю…
Гокудера, не дослушав, разворачивается и идет прочь. Ямамото, слава богу, остается там, где стоял, но всю дорогу до ворот университета Хаято спиной чувствует его взгляд.
И понимает, что теперь – точно все. Совсем все.
После работы Гокудера не торопится домой. Одна только мысль о том, что придется снова сидеть перед ноутбуком, перебирая в голове то, что сегодня произошло, внушает отвращение. И он бы дорого дал, лишь бы не думать, не вспоминать…
Но осознает, что не сможет.
Он долго бродит по улицам, заглядывая в ярко освещенные витрины магазинов. Потом покупает две коробки дорогих сладостей и едет в тот магазин, где ему помогли. Сегодня там работает та же девушка, что и неделю назад, и Хаято отдает ей одну коробку, а вторую просит передать тому старику, если он зайдет.
-Спасибо вам огромное,- кланяется девушка,- а Танаке-сенсею я передам обязательно, он у нас часто бывает. Спасибо еще раз.
-Да нет,- несколько смущенно качает головой Гокудера.- Это вам спасибо, что помогли тогда.
-Ну, Танака-сенсей всегда говорит, что люди должны помогать друг другу,- улыбается она.- И я с ним полностью согласна, потому что это – правильно.
-А почему вы называете его «сенсей»?- заинтересовавшись, спрашивает Хаято.
-Он профессор, раньше преподавал философию, а сейчас вышел на пенсию,- охотно поясняет девушка,- но все его так и называют – Танака-сенсей. Он очень хороший человек.
Гокудера согласно кивает и, тепло попрощавшись с девушкой, выходит на улицу, думая об этом странном совпадении. Похоже, ему везет на профессоров философии. И просто хороших людей.
Вот если бы в отношении всего остального можно было сказать то же самое.
В первую очередь, в отношении него самого.
Поймав такси, Гокудера называет водителю адрес кофейни, куда они ходили с Арчери. Наверное, просто потому, что все еще не хочет ехать домой, а других похожих мест, где можно спокойно посидеть, не знает. Но, уже входя в теплый уютный зал, все-таки признается себе, что отчасти рассчитывает встретить здесь Джи. Хотя зачем – толком не понимает.
Арчери сидит за тем же столиком, что и в прошлый раз, и сразу замечает Хаято. Машет ему рукой, приглашая присоединиться. И, дождавшись, когда отойдет официантка, принимавшая у Гокудеры заказ, прямо спрашивает:
-Что с лицом?
-Да, так,- неопределенно отмахивается Хаято, жалея, что на улице уже стемнело, и очки пришлось снять.- С лестницы свалился. Неудачно.
-Очень неудачно,- чуточку насмешливо фыркает Джи. Облачко пахнущего древесным углем дыма вырывается у него изо рта и медленно тает в воздухе.
Гокудера закуривает и хмурится:
-Даже если и не упал, что с того? Скажете, что не нужно было драться? Что надо быть спокойнее и все прочее в том же духе?
-Не заводись,- примирительно улыбается Арчери,- не скажу и даже не собираюсь.
-Да?- Хаято кивает официантке, благодаря за принесенный кофе, придвигает к себе кружку и недоверчиво смотрит на Джи.
-Да,- кивает тот.- Знание, вбитое в голову насильно, – это бесполезное знание. Потому что следовать ему все равно не будешь, продолжая полагать неправильным.
-Снова кто-то из мудрых философов?- скептически приподнимает бровь Гокудера.
-Нет, я сам так считаю,- качает головой Арчери.- По собственному опыту.
-А у вас был такой опыт?
-Был, и не раз,- пожимает плечами Джи и снова улыбается,- не нужно считать меня человеком, который никогда не ошибался. Мне это свойственно так же, как любому другому.
Эти слова заставляют Гокудеру снова вспомнить о собственных ошибках. В отношении самого Арчери, в отношении…
Да, в отношении Ямамото.
-Что-то случилось?- голос Джи отвлекает от невеселых мыслей.
-Да нет, ничего такого,- опять пытается отговориться Гокудера.
Арчери кивает, и Хаято кажется, что на сей раз у него получилось избежать темы, которая приятна ему еще меньше, чем попытки наставить на путь истинный.
Но только кажется. Потому что Джи, внимательно глядя на него, произносит:
-Помнишь, мы говорили о целях и средствах их достижения?
-И?- настораживается Гокудера, глядя на него исподлобья.
-О том, что каждый сам должен определить для себя важность цели и то, какими средствами он может воспользоваться для того, чтобы достичь ее?- не меняя тона, продолжает Арчери.
Ложечка, которой он помешивает свой кофе, негромко позвякивает, задевая стенки чашки. Странно, но этот звук не раздражает, но почти успокаивает. Как не раздражают и слова Джи, хотя Гокудера, кажется, начинает понимать, к чему тот клонит. И да, то, о чем он сейчас ему говорит, совершенно не должно касаться профессора, но, вопреки собственной логике, Хаято не бесится, а начинает чувствовать что-то, сродни ощущению того, что ему указывают действительно верный путь.
И впервые в жизни он готов этому указанию последовать. Это странно, нелогично, но факт.
-Да, помню,- сдержанно отвечает Гокудера.
-Так вот, важность цели – еще не главное,- Джи стряхивает с ложечки капли кофе, откладывает ее в сторону и смотрит на Хаято,- нужно выбрать правильную цель. Понимаешь, о чем я?
Хаято отвечает ему взглядом в упор, долгим и пристальным. Даже почти не моргает.
-Понимаю,- наконец произносит он.
И действительно понимает.
Что снова ошибся. Тогда, когда решил, что все кончено. И когда думал, что лучше будет обо всем забыть, ошибся тоже. Цель, которую он выбрал, была важной для него. Не менее важной для него, чем та, от которой он отказался, но неправильной.
А правильная… Та, которая на самом деле, по-настоящему правильная…
Выйдя из кофейни, Гокудера смотрит на часы. Стрелки уже успели перевалить за полночь – как и в прошлый раз, за разговором с Арчери он потерял счет времени.
-До понедельника,- Джи поднимает воротник пальто и протягивает руку для прощания.
-До свидания,- Хаято крепко пожимает его ладонь.
И добавляет:
-И спасибо. Профессор.
Джи кивает, улыбается своей сдержанной улыбкой и, повернувшись, шагает прочь.
Проводив его взглядом, Хаято закуривает, достает из кармана мобильник и находит в записной книжке знакомый номер. На какую-то долю секунды к нему вновь возвращается сомнение, но на сей раз он уверенно откидывает его. И нажимает кнопку вызова.
-Да?- в голосе, ответившем после первого же гудка, слышится удивление.
-Привет,- здоровается Гокудера.- Не разбудил?
-Нет, я еще у отца в ресторане. Только что закрылись – от гостей отбоя нет. Праздники же скоро.
-Ага,- рассеянно отвечает Хаято.
Для того чтобы задать следующий вопрос, ему приходится собраться с духом. Немного странно, учитывая то, что он уже все решил.
На другом конце терпеливо ждут, слышно только легкое дыхание и чьи-то приглушенные голоса на заднем плане.
-Ты завтра ничем таким не занят?- наконец произносит Гокудера.- Может, пересечемся?
Ответ следует сразу же:
-Без проблем. Где и во сколько?
-В пять, на Сибуе. Нормально?
-Здорово! Там есть пара отличных мест… Ну, на месте определимся!
-Тогда до завтра?
-До завтра! Увидимся!
-Пока.
Гокудера выключает телефон, сует его обратно в карман. И идет домой, думая о том, что иногда очень полезно ошибаться. Главное, вовремя это понять.
@темы: Ямамото/Гокудера, Ямамото, Джи, фанфикшен, Гокудера
И опять трясу тебя по поводу проды ^__^
оооО, в очередной раз подняла себе настроение, спасибо тебе
я очень-очень терпеливая!))главное совсем не бросайте *шрекокот*
Хорошие вещи стоит подождать!
Спасибо
тоже буду ждать проду))
моя глупая голова уже передумала всё, вплоть до изнасилования
спасибо, что подарили столько места для читательской фантазии